Почему бы и не любить свою жену? Любим же мы чужих.
А. Дюма-сын
Логично.

Вчера прочитала биографию Генриха Гейне. Ох уж эти творческие мужчины. За таких замуж НЕЛЬЗЯ категорически. А потусить самое то!

Чувство юмора его ....я в восторге!
Это о его жене. До нее баб было, что блох у собаки, как и полагается поэту. Музы они необходимы, как чернила с бумагой.
Супругу Гейне звали Крессенсией-Эжени Мира, но Гейне упорно называл ее Матильдой.
Многие из его друзей, например, основоположники К.Маркс и Ф.Энгельс, порицали его за этот брак.
В узкой интеллектуальной тусовки немецких эмигрантов в Париже о ней ходили оскорбительные сплетни.
Этот интеллектуал взял в жены крестьянку, которая до пятнадцати лет росла в деревне, а потом поехала в Париж к своей тетке, башмачнице. Когда они познакомились, она не умела читать. Даже по-французски. А по немецки так вообще и не научилась.
Так и умерла, не прочитав ни одного стихотворения мужа, даже толком не зная, чем же он занимается. Чтобы поднять умственный уровень девушки, с которой он вступил в близкую связь, а затем женился, Гейне финансировал ее пребывание в нескольких учебных заведениях для подготовки молодых женщин, поместил ее в пансион для молодых девиц, но она была мало способна к учебе и не комплексовала из-за своей необразованности.
Она даже не знала, что такое поэт, и однажды по простоте души сказала: «Говорят, что Henri умный человек и написал много чудных книг, и я должна этому верить на слово, хотя сама ничего не замечаю».
« Моя жена была совершенно права, когда однажды сердито сказала кому-то, кто хвалил меня за ум: «Он только прикидывается умным».»
Генрих Гейне
Ей же принадлежит совершенно великолепное: «Мой муж постоянно писал стихи, но я не думаю, что это не было чем-то особенно ценным, поскольку он никогда не был удовлетворен»
Матильда была хорошенькая брюнетка, довольно высокого роста, с блестящими глазами, низким лбом, обрамленным черными волосами, несколько большим ртом, бойким и веселым характером, по-детски весела, наивно-страстна, болтлива, остроумна по-своему.
Его не смущало то, что она не знает его произведений. Он считал, что это достоинство Матильды: она полюбила-де его не за громкую славу, не как поэта, а как человека. Матильда говорила, что она любит его "parce que il est bon" ("потому что он хороший" (фр.)).
Однажды ей пришлось случайно прочесть (конечно, в переводе) несколько строк из любовного стихотворения Гейне. Она побледнела и тотчас отложила книгу в сторону, сказав, что не может читать такие вещи, в которых муж говорит о других женщинах.
После шести лет жизни с Матильдой вне официального брака Гейне женился. Он отпраздновал свою свадьбу оригинальным образом: пригласил на нее только тех друзей, которые жили в свободном браке, давая им таким образом достойный подражания пример.
Женитьба произошла в преддверии дуэли.
Известный немецкий философ и теоретик эмансипации евреев Карл Людвиг Бёрне (наст. имя Иуда Лейб Барух) в разговорах высмеивал Матильду (гойка, необразованна, гризетка, не понимает по-немецки), а в письмах нападал на Гейне, сомневался в его надежности как революционера, осуждал его как жуира, называл его "сибаритской натурой" и язвительно добавлял, что Гейне настолько чувствителен, что его сон мог бы быть нарушен даже падением лепестка розы. Как может, восклицал Бёрне, бороться за свободу человек с такими барскими взглядами и замашками?!
Гейне долго молчал, а потом (уже после смерти Бёрне) опубликовал пропитанное личной неприязнью и идеологической полемикой свое сочинение о нем, где в частности наехал на любовный треугольник в котором сосуществовали Бёрне, его муза Жаннета и ее мужем Соломоном Штраусом.
Соломон Штраус устроил скандал. В газеты просочилась информация, что он дал Гейне пощечину. Гейне послал вызов на дуэль Штраусу через своих французских друзей - Теофиля Готье и Альфонса Ройе. Соломону Штраусу ничего не оставалось делать, как принять вызов.
Г-жа Жобер, близко знавшая поэта, рассказывает, что Гейне выставлял свою женитьбу на Матильде делом совести: ему нужно было драться на дуэли, и он должен был подумать о судьбе своей малютки. Дуэль была даже отложена для этой цели. «Гейне, — продолжает Жобер, — рассказывал мне эту историю с некоторым смущением, которым заменилась его обычная развязность. Впрочем, где тот человек, который сообщал бы об утрате своей свободы совершенно спокойно? Я не расспрашивала его о подробностях, не выразила ни малейшего удивления и, смеясь, спросила только позволения сообщить об этом событии Россини, которому оно доставит большое удовольствие.
— Почему? — озабоченно спросил Гейне.
— По духу товарищества, вероятно. Он любит, когда в его полку прибывает знаменитых людей.
— Если так, — возразил Гейне, собравшись уже с духом, — то вы можете прибавить, что, подобно ему, я явлюсь теперь жертвой треволнений супружеской жизни. Если он будет писать музыку на эти темы, то я могу сочинить либретто. Скажите ему, что счастье мое родилось под дулом пистолета».
Гейне шутил: «Вернувшись из церкви, я написал завещание. Я оставляю все имущество жене, но с единственным условием, а именно: чтобы после моей смерти она сразу же вступила в новый брак. Хочу быть уверен в том, что на свете останется хоть один человек, который каждый день будет сожалеть о моей кончине, восклицая: "Бедный Гейне, зачем он умер? Будь он жив, мне бы не досталась его жена!"»
На самом деле такого завещания, конечно, не было. И Матильда Гейне так и не вышла замуж после смерти мужа. Но через два дня Гейне действительно составил завещание, в котором объявил Матильду своей единственной наследницей и душеприказчицей по отношению ко всем его писаниям.
Он долго умирал.
Знаменитый доктор Груби осмотрел парализованного Гейне. Тот спросил:
– Доктор, долго ли я еще протяну?
– Очень долго, – ответил доктор.
– Ну, тогда не говорите этого моей жене!
Есть сведения и о безнравственном поведении Матильды после смерти мужа. Однако другие современники представляют жену поэта как праведницу, которая вела скромный образ жизни. Развлечением ее были цирк или бульварные театры, когда там ставились веселые пьесы. И она непременно заказывала какое-нибудь блюдо, которое особенно любил ее pauvre Henri ("бедный Генри" (фр.) ). По простоте душевной она считала, что этим самым обнаруживает уважение к памяти супруга... С особой таинственностью она сообщала гостям, что ей неоднократно предлагали руку и сердце, но каждый раз она отказывала, так как не может забыть мужа и не желает носить другую фамилию.
Любопытная деталь: Матильда умерла в годовщину смерти своего мужа, 17 февраля 1883 года, то есть ровно через двадцать семь лет после кончины Гейне. Она стояла у окна своей квартиры в Пасси и вдруг упала, чтобы никогда уже не встать. Матильда умерла от удара, вдруг, в один момент, как бы и смертью своей свидетельствуя о противоположности между ней и мужем, агония которого продолжалась целых восемь лет.
А вот как он сделал выбор в пользу Матильды
Гейне было уже тридцать восемь, ей — вдвое меньше, он был избалован успехом у красивых, умных, образованных светских женщин, а Матильда — простая деревенская девчонка, почти неграмотная, с грубоватой речью, вульгарными манерами. На улице она хохотала во всё горло, переругивалась с хмельными прохожими, в ресторане, съев пирожное, облизывала пальцы, не замечая насмешливых взглядов. Она забавляла Гейне, но он понимал, что не может жениться на ней и пытался расстаться, чтобы не морочить ей зря голову. Уходил, надарив на прощание безделушек, цветов, конфет. Но проходило время и он чувствовал, что не может без неё и вновь возвращался. А она визжала и плакала от радости, повиснув у него на шее. Потом Гейне снял квартиру, где они жили в гражданском браке.
Самой серьёзной соперницей Матильды долго была Жорж Санд.
Она привлекала Гейне властью женского обаяния, сдержанной и неутомимой страстностью, силой мысли, щедростью таланта, - он был убеждён, что она — лучший прозаик Франции. А главное, что притягивало к ней Гейне — ощущение душевной близости и родственности их судеб. Оба были независимых взглядов, оба искали своё настоящее место в мире пёстрой мишурной суеты и, мечтая о всепоглощающей истинной любви, безоглядно бросались то в одни, то в другие объятия. Жорж Санд писала о Гейне в своём дневнике: «Сердце у Гейне столь же доброе, сколь язык его зол. Он нежен, самоотвержен, предан, в любви романтичен. Он такой же, как его поэзия — смесь возвышенной чувствительности и самой весёлой страсти к насмешкам».
Древние различали небесную и земную любовь. Матильда была, конечно, земной любовью. Она докучала грубой ревностью, даже набрасывалась на поэта с кулаками, оставалась глуха к тому, что было смыслом его жизни — поэзии, не прочла ни одного стихотворения Гейне. Жорж Санд понимала его самые тонкие и тайные мысли, улавливала его мгновенные настроения, она казалась во всём ему вровень. Но она и мучила его куда злее, чем добрая простушка Матильда — уходила от него сначала к Мюссе, потом к Шопену, к артистам, писателям, адвокатам, иногда любила одновременно двоих, ничего не скрывая. И Гейне, при всей широте его взглядов, вынести это было тяжело.
Устав от «высоких отношений» с Жорж Санд, он всё чаще возвращался к Матильде, которая встречала его радостным смехом, бранью, пинками и объятиями. Она была чистой, цельной натурой, для которой Гейне был единственным светом в окошке. Поэт шесть лет прожил с ней вне брака и наконец женился. Отпраздновал он свою свадьбу весьма необычно: пригласил только тех друзей, которые жили в свободном браке и которым он хотел подать достойный пример. С самым серьёзным видом Гейне умолял их жениться на своих возлюбленных.
А чтобы не стесняться невежественности и неотёсанности своей супруги, Гейне помещает Матильду в закрытый пансион для благородных девиц, где её обучали грамматике, бальным танцам, светскому этикету и хорошим манерам. Когда она гордо демонстрировала перед ним свежеприобретённые познания, Гейне чувствовал себя Пигмалионом. А в том, что она не имела понятия о его произведениях, он даже видел хорошую сторону, считая, что это свидетельствует о её искренней любви именно к нему, а не к его таланту и славе. И после восьми лет супружеской жизни писал брату: «Моя жена — доброе, искреннее, весёлое дитя, она не позволяет мне погружаться в меланхолические думы, к которым я так склонен. Вот уже 8 лет я люблю её с нежностью и страстностью, доходящими до беспамятства».
А вот как умирал, уважаю. Мужественный мужик
Тем временем здоровье Гейне, которым он и молодости не мог похвастаться (всю жизнь мучили головные боли, не мог выносить ни малейшего шума, болели глаза), стремительно ухудшалось. В мае 1848 года поэт, с трудом передвигаясь, в последний раз выходит из дома. На улице на него накатила дикая боль, он едва не потерял сознание. Так худо ему ещё никогда не было. «Может быть, это его последнее утро?» - подумал он. «И последние шаги?» Он лихорадочно соображал: куда идти? Что бы ему хотелось повидать в последний раз больше всего? Сену? Бульвары? Нотр-Дам? Сейчас надо повидать самое-самое... Ноги сами понесли его в Лувр. Каждый шаг отдавался болью. Он часто останавливался, цепляясь за чугунные прутья ограды и снова шёл, тяжело опираясь на трость.
Наконец Гейне добрался до Малого зала, где так часто бывал раньше, в котором на невысоком пьедестале стояла статуя Венеры Милосской. Он медленно поднимал веко (чтобы видеть, ему надо было поднимать их руками), и перед ним как в тумане открывались смутные очертания божественного женского тела. Великий жизнелюбец, Гейне со слезами на глазах прощался с миром красоты, в котором был своим человеком.
И богиня, казалось, сочувственно смотрела на него с высоты, но в то же время так безнадёжно, как будто хотела сказать: «Разве ты не видишь, что у меня нет рук и я не могу тебе помочь?» Он смотрел и плакал. Плакал от счастья, от боли и от бессилия.
Гейне едва помнил, как добрался домой. (По некоторым свидетельствам, его доставили туда на носилках). Больше он уже никогда не выйдет на улицу. Врачи поставят безнадёжный диагноз: прогрессивный паралич.
Внешний мир Гейне сузился необычайно. Полуослепший, он едва различал контуры комнаты, к которой был пригвождён недугом. Тело его постепенно ссыхалось, костенело, отмирало, но дух продолжал жить — весёлый, азартный дух. Презирая физические муки, Гейне каждую свободную минуту использовал для творчества. Ему приходилось прибегать к помощи секретарей, диктовать им свои произведения или часами слушать чтение нужных книг и материалов. В этом состоянии он создал треть своего наследия.
Сам Гейне так говорил об этих своих стихах: «Это как бы жалоба из могилы, это кричит в ночи заживо погребённый или даже мертвец, или даже сама могила. Да, да, таких звуков немецкая лирика ещё не слышала, да и не могла их слышать, ибо ни один поэт ничего подобного не пережил».
Для Гейне потянулись долгие годы мучительной агонии. Восемь лет он был прикован к своей «матрацной могиле», как он её называл: из-за острых болей в позвоночнике Гейне мог лежать только на широком и низком ложе, составленном из 12 тюфяков, сложенных на полу один на другой. Худой, как скелет, с закрытыми глазами, с парализованными руками, он ещё находил силы шутить...
Всё тело его ссохлось и скорчилось, так что сиделка легко поднимала его одной рукой, как ребёнка, перестилая постель. А он комментировал: «На родине, дескать,в благословенной Германии, исходят в ненависти к нему, а здесь — пожалуйста, на руках носят! и кто? - женщины!»